Сергей Шурыгин: глобальные процессы, благотворительность и судьба человека
Техногенный 21 век требует от человека принятия на себя ответственности за мир вокруг. Эта необходимость породила ESG-принципы (Environment — экология, Social — социальная политика, Governance — корпоративное управление), предложенные бывшим генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном. Ни одно государство мира не может самостоятельно осуществлять поддержку и контроль во всех сферах общественной жизни. Тогда возникает вопрос, кто придёт на помощь?
Ещё на рубеже XVII и XIX веков экономист Д. Рикардо выдвинул предположение о том, что предпринимательская деятельность не должна ограничиваться только получением прибыли — ей следует быть общественно полезной. В последние десятилетия наметилась тенденция решения бизнесом глобальных мировых проблем. Это выводит на первый план понятия осознанности, ответственности. Многие компании разрабатывают свою систему ценностей и этических норм, согласно которой выбирают благотворительные организации, которым оказывают поддержку. Так, благотворительность становится не единоразовой акцией, а элементом корпоративной культуры. А это, в свою очередь, стратегическое развитие представления о том, что благотворительность — процесс регулярный. Компания задаёт вектор движения, который подхватывают и далее тиражируют сотрудники. Благодаря такой системе сфера благотворительности становится популярнее и престижнее.
Таким образом, развитие социальной сферы возможно только в случае общественно-государственно-частного партнерства, которое набирает популярность в последние годы. Через ответственность и осознание того, что в социальной сфере творить добрые дела может и должно не только государство, возможно построение прогрессивного общества.
Импакт-процессы (при которых польза для людей и благо для социума считаются такими же важными, как и финансовый результат) — ключевая стратегия развития общества на ближайшие десятилетия. В ее основе — измеримое улучшение в жизни людей, полученное в результате предпринимательской деятельности. В развитии идей корпоративной филантропии на главную роль выходит тандем НКО с коммерческими корпорациями.
Глобальное всегда хочется рассмотреть с разных ракурсов, имея возможность масштабировать круг вопросов. Затрагивая темы самого высшего порядка, обратиться и к вопросам о конкретном человеке. Что с ним было до «плана достижения лучшего и более устойчивого будущего для всех», а что изменилось после?
Именно об этом нам захотелось спросить у Сергея Владимировича Шурыгина, Президента Государственного фонда развития Северо-Запада, автора Проекта «Огонь Миллениума» (ООН), сопредседателя оргкомитета «Космическая Точка Лагранжа» (совместно с Международной Ассоциацией Астронавтики, Роскосмосом, Национальное управление по воздухоплаванию и исследованию космического пространства США (NASA), человека, который решает задачи, влияющие на тысячи людей, не оставляя при этом без помощи и внимания индивидуальные судьбы.
Сергей Владимирович, приветствую Вас. Я знаю Вас с разных сторон, как человека, присутствующего в разных ипостасях. Может быть, подскажете, как лучше вас представить?
Я Президент «Государственного фонда развития Северо-Запада» уже 20 лет. Также я имею отношение к программам ООН, ЮНЕСКО, работал представителем общественных организаций России на 72-й ассамблее в Нью-Йорке. Я ещё, в этот трудный период, являюсь Президентом «Русско-Американского общества дружбы и делового сотрудничества».
Насколько я знаю, Вы еще были вице-президентом «Всемирного фонда реконструкции и развития»?
Я тогда был молодым, наивным, целеустремленным, нацеленным на что-то хорошее. Был такой период в жизни. Это были 1990-е годы. В Вашингтоне был Клуб частных финансовых домов: Рокфеллера, Ротшильда, людей, которые позиционируют себя достаточно высоко, иногда даже выше, чем государство.
Вы — человек достаточно нетривиальной судьбы. Очень важно в последнее время понять стратегии мышления, потому что есть такое выражение: «Мы оказываемся там, куда приводит нас наш мозг». В этом смысле, скажите, чем вы руководствуетесь по жизни? Насколько я знаю, у Вас еще есть ряд достижений: в политике, науке, спорте, и это — стратегия победителя.
Да, у каждого человека есть свои достоинства и слабые места вне зависимости от того, в какой стране он живет, каким обладает здоровьем и какую ступеньку в социальной лестнице занимает. Какие основополагающие сентенции должны окружать человека? Конечно, свобода и любовь — это две непререкаемые истины. Не всегда удается провести их по жизни и достичь это, потому что разные люди, разные судьбы, но стремиться к этому, по возможности, надо. Свободна, конечно, должна быть гармонизирована с окружающим пространством, людьми, которые тебя окружают. Любовь… Вы знаете, что в китайских университетах уже больше 10 лет преподают такой предмет, как «любовь»? Это особая восточная философия, где любовь занимает очень серьезное место. А у греков было несколько ее видов, и эрос была совсем не главной. Почему я все это вспоминаю? В нашем, XXI веке, люди же практически не изменились: такие же руки, ноги, головы, такие же принципы, естественные рефлексы, основные или приобретенные, как ни грубо звучит слово «рефлекс».
Сергей Шурыгин с Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, Сергеем Капицей, Юлием Воронцовым, Владимиром Чуковым, Евгением Бакаловым
Сергей Владимирович, сейчас есть тренды на социальные и импакт-проекты, и Вы задали высокую планку системы ценностей, упомянув любовь, свободу. Даже 2022-2023 годы объявлены в России годами, ориентированными на человека. Как это коррелируется с текущими событиями?
Импакт — это такой зверь, чудесный и чудовищный. Мы же руководители импакт-холдинга, который организовал «Государственный фонд развития Северо-Запада», и это самый быстрорастущий и стабильный рынок в мировой экономике. Это не только социальная ответственность бизнеса, это самые непопулярные направления: благотворительность, здравоохранение, наука, образование, это не нефть и не газ. Эти направления будут определять XXI век — вот эта корреляция с древними основными истинами. Потому что человеку без любви трудно жить. Если он не свободен — тоже тяжело. Импакт — это перспективное, интересное, долгоиграющее, определяющее в XXI веке направление бизнеса.
Свобода и любовь — это две непререкаемые истины.
Вопрос Гудвилла, или доброй воли: как это с точки зрения экономики, чтобы наши читатели понимали куда мы движемся? В глобальном масштабе. И как это связано с человеком? Потому что мы видим, с одной стороны, ограничения — человек чувствует как раз больше несвободы, а с другой стороны — объявлено, что «годы человека», вроде бы для людей, будут осуществляться проекты социальной направленности. На данный момент получается некое «двойное шизофреническое послание». Как Вы видите развитие этой ситуации, через что мы сейчас проходим?
В 2004 году, в начале XXI века, 100 самых важных крупных организаций (научных, производственных) — Россия была представлена «Перспективным миром» — собрались и определили цели и задачи на XXI век. О чем договорились в 2004 году? Чтобы в XXI веке развивались и идеологически обосновались три глобальные цели. Это глубинная экология, не только в смысле климата, а это носит многоаспектный характер, и все привязано к человеку. Здравоохранение. Мы видим в последние годы пандемии, что здравоохранение — это чуть ли не определяющий фактор макроэкономических процессов, но который тоже касается конкретного субъекта. И третья задача — человек в целом, все, что его окружает. Это как раз импакт-обоснование его ответственности.
Если посмотреть на грядущие тренды, развернуться в сторону человека, рассмотрев в первую очередь стратегии, — что является основной мерой решения? Если классический бизнес — это про зарабатывание денег, то здесь — про решение какой-то социальной задачи. Но должен же быть пример, какие-то конкретные показатели. Как мы поймем, решена социальная задача или нет? И какую роль могут здесь играть государство, частные фонды, инвесторы, меценаты? Вопрос меры.
Современная наука последние 25 лет педалирует концепцию мировых идентичностей. Наука определяла и считала, что государства на современном этапе — это слабые мировые идентичности. Так же как и клубы: ООН, разные влиятельные масонские организации, военные блоки, НАТО, например. Представьте себе, что Монголия, Российская Федерация, Кипр, США, Германия — это слабые идентичности. А что сильное? А сильными считаются глобальные международные корпорации, и мы видим на примере искусственного интеллекта, что да, там есть определенная сила. Но мы затронули вопрос о социальной ответственности и перспективах. Четвертая идентичность — это сети: культурные, религиозные, например. Это люди, которые передают традиции. Есть высокая вероятность, что возрастёт и влияние искусственного интеллекта, и угроза технологической сингулярности (гипотеза, согласно которой в будущем случится момент, когда технологическое развитие станет неуправляемым и необратимым, что приведет к серьезным изменениям человеческой цивилизации). Но люди, сколько бы их ни было, представляют собой сети, которые веками не распадаются, поэтому сильные.
Знаете, ведь человеку много денег не нужно.
Насколько я знаю, Вы рассказывали про крупнейших финансистов, которые собрались и приняли решение по инвестированию в социальные проекты. Можете чуть-чуть рассказать эту историю, как это было, чем они руководствовались, что за тренды?
Вы вспомнили «клятву дарения» 2010 года. Знаете, ведь человеку много денег не нужно.
А можно тогда про эту клятву?
Да, конечно. Я про отношение человека к деньгам. Сколько нужно денег, чтобы была «золотая середина»? Чтобы те потребности, которые у тебя стоят в среднесрочной перспективе и, может быть, заглядывая в старость, ты мог реализовать: то есть на жизнь и еще на что-то хорошее. Это смысл человеческой жизни. По сути, это разговор о смысле и позиционировании человека.
Сергей Шурыгин с заместителем министра иностранных дел Сергеем Рябковым
Вот в 2010 году миллиардеры собрались и решили подписать такую клятву. О чем это? «Мы собрали много миллиардов, нам в могилу это не унести». Хотя у них есть благотворительные фонды, они меценаты в том или ином направлении, но было принято, что после их смерти они что-то оставляют семье (5-10%), остальное — людям. Вот вам, вроде бы, что-то далекое и глобальное, а вот — прикосновение к человеку. Это было в 2010 году. Что касается наших богатых людей, миллиардеров, которых уже за 150 — конечно, они могли бы повторить такую инициативу и обратить внимание, допустим, на больных детей. Может быть, какой-то из известный благотворительных фондов, кто-то из наших российских известных людей развили бы эту инициативу с такими же богатыми.
Если 2022-2023 объявлены годами, обращенными к человеку, как это будет ощущаться на практике? Как обывателю, рядовой семье с ребенком с ДЦП, например, понять, что это такое, что с этим делать и как это работает?
Спасибо за вопрос. Эти 17 целей ООН называются же «УР», «устойчивого развития». На простого человека напрямую они вроде бы никак не влияют. Якобы это все про глобальные масштабы. Как сохранить планету? Как в социальных процессах учесть вопросы бедности, что надо сделать, чтобы бедные страны жили нормально? Или организовать миграционные потоки в более успешные страны из Африки, допустим, в Европу? Или же организовывать рабочие места там, в этих бедных странах, чтобы вся промышленная политика региона или континента была согласована с мировой экономической концепцией развития? Господи, где там простой человек? Такие «заумные» слова тут, понимаете?
Тем не менее. Вот есть такая цель — климат: придет цунами или растают льды, поднимется уровень мирового океана (существование Роттердама и Санкт-Петербурга сразу под вопросом, а на востоке — китайских территорий)? Это влияет на судьбу простой семьи? Да. Например, у РФ есть проблема метановая. Что это такое? У нас самая большая в мире сухопутная граница ледовых территорий — там, где холодные моря, от Баренцева до Чукотского. Это зона вечной мерзлоты, и если температура повышается на 1.5-2 градуса, тогда там все это тает. Газ, который там — метан — может взорваться, будет «мама не горюй». Бомба, брошенная на Хиросиму, «Малыш», повторится многократно. Влияет тематика целей устойчивого развития на те семьи, которые на этих территориях живут? Есть программа океанов, чистой воды. У нас, на территории РФ, самый крупный в мире резервуар пресной воды, озеро Байкал, вода из которого уходит. Повлияет ли это на простую семью, если не будет пресной воды? Поэтому глобальные цели, которые озвучены — влияют на жизнь простого человека. А ему-то что делать, простому человеку? Ждать у моря погоды, когда какие-то международные организации, дяди, решат это все? Я думаю, что человек должен ориентироваться в этой информации и подстраховываться, потому что, если он хочет сохранить свою семью, он должен понимать, какие угрозы назревают. Это могут быть биологические, вирусные, климатические и другие. И, в соответствии со своими возможностями перерабатывать эту информацию, делать выводы и применить к своей жизни, я так полагаю.
Разговор про благотворительность и социальные проекты — это попытка придать всем этим трендам некую «живую», витальную часть? С одной стороны, мы говорим о заботе о болеющих детях, а с другой стороны, есть разговоры политиков о 15 лишних миллионах людей. Как понять, как ориентироваться в этих процессах в эпоху глобальных трансформаций?
Вопрос коварный и печальный. Вы дали мне такую глубокую «теннисную подачу» этим вопросом. Это печальная философия дихотомии, то есть развилки двух путей, которые налицо для человеческой цивилизации. Есть разные игроки. Социальная ответственность, гармония человека — это «голуби», философы, мудрецы. А есть чиновники-военные, у которых есть кодекс чести. И «голуби» здесь ни при чем: какой бы он мудрец, политик или лауреат Нобелевской премии мира ни был, он к этому отношения не имеет. К этому имеют отношение другие люди с ресурсом. Для чего? Для того, чтобы защититься от внешних угроз. Потому что мы боимся. Другие страны тоже. Мы не хотим, чтобы были внешнеполитический, геостратегический, военный диктаты. Возникает вопрос о том, что из себя представляет человеческое общество. Государство для человека или человек определяет государство?
Только после того, как пришли война, испытание, голод, отсутствие результатов, которых человек ожидал — только тогда он начинает задумываться. Когда все нормально, не хочется тратить на это силы, такова природа многих людей, не всех.
Восходящий тренд импакта (социальных проектов, социального инвестирования) — это некий триггер, который запустит перемены? Может быть, это будет какой-то импакт с российской спецификой, нашими культурными кодами?
Есть психологемы китайской философии, китайской мудрости, они достаточно оригинальны, их много. А есть психологемы контакта с внешним миром. Мы сейчас сидим вдвоем и разговариваем, у нас диалог. Потом, если кто-то это запишет (аудио, видео), это будут читать или смотреть много людей. Не буду выступать пророком. Но разговор о том, пойдет ли это из России, я бы не педалировал. Потому что это процесс многофункциональный и, как это ни парадоксально и ни печально, дихотомичный тоже. Это все равно как человечество будет оздоравливаться или будет идти по совершенству своему галсами. Галсами — это когда против ветра корабль идет с парусами, ему приходится и так маневрировать, и так, для того чтобы продвигаться вперед. Поэтому об особой роли России я бы не стал отвечать напрямую. Я не увиливаю, потому что считаю это не совсем корректным. Россияне зачастую, даже ученые, не всегда помнят, кто такой Циолковский или Николай Федоров. Кто это такие, что за философы, что за русские космисты, о чем они говорили. Булгаков, например, не писатель, а, можно сказать, и протоиерей. И Флоренский. Мы не знаем истоки этой мысли, которая может действительно миру объяснить, что такое позиционирование, как дальше жить. Обычно человек и человечество, в целом, живут по принципу «пока петух не клюнет». Только после того, как пришли война, испытание, голод, отсутствие результатов, которых человек ожидал — только тогда он начинает задумываться. Когда все нормально, не хочется тратить на это силы, такова природа многих людей, не всех. Я думаю, надо заканчивать, спасибо за очень сложный вопрос.
«Знаки и символы правят миром, а не слово и закон»,
— говорил совершенно мудрый Конфуций. Главные события истории, ключевые встречи происходят и фиксируются именно через символы. Сергей Владимирович вручил нашему изданию эмблему ООН, привезённую из штаба-квартира в Нью-Йорке. Еще со времен Древней Греции оливковые ветви считались символом мира во всем мире. А это — вечная ценность. Умные люди думают о том, что будет завтра, а мудрые — о том, что будет всегда. Наша беседа была как раз о втором…Беседовала Лидия Котова
- Поделиться с друзьями
- Поделиться
- Поделиться
- Твитнуть
- Поделиться